Жила была на свете, а точнее - в красивом ореховом буфете на светлой кухне, совершенно особенная чашка. Нет, конечно каждая чашка в своем роде особенная, но эта так на всю жизнь и осталась
подарком на самый первый день рождения. Чашка очень гордилась своим благородным фарфоровым происхождением и яркими красно-желтыми розами на боку. Она нравилась абсолютно всем, знала об этом и в
глубине души обожала восхищенные ахи и вздохи, которые вырывались у каждого, в чьих руках она оказывалась. Но больше всего на свете она любила, конечно, свою хозяйку.
- Ах, какое вкусное молоко сегодня в меня наливали! - блаженно прикрывая глаза позвякивала чашка, - Наверняка, это молоко той самой небесной коровы, которая медленно жует облака и пьет рассветный
солнечный свет...
- Подумаешь! - возмущалась соседка - чашка ярко-желтого цвета с веселыми ромашками на боку, - В меня тоже наливали молоко. И ничего в нем особенного. Кофе намного интереснее.
- Это в тебя наливают обыкновенное молоко. Для моей хозяйки наливают только самое особенное! - убежденно звякнула фарфоровая и горделиво вздернула свой носик.
- Откуда тебе-то знать, какое молоко наливали в меня! - возмутилась соседка.
- А мне не обязательно знать, что ты прячешь за своими большими ромашками. Достаточно того, что я слышала от маленькой хозяйки сегодня. Она допила из меня молоко до капельки и восторженно
заявила: "Мамочка, молоко замечательно вкусное!"
- Да, твоя хозяйка всегда такая восторженная, - раздраженно проворчала ромашковая чашка, - Каждое утро на нашей кухне начинается с ее радостного визга, так что вся посуда дрожит. И каждый раз
после завтрака она бросается моей хозяйке на шею с поцелуями и благодарностями за молоко вашей небесной коровы. А корова-то самая обыкновенная, небось.
- Не ссорьтесь, девочки, - примирительным тоном отозвалась большая зеленая чашка, разглядывая свои цветные крапинки в отражении блюдца, - Все равно вкуснее всего тот чай, который хозяин пьет из
меня. Но и кофе, и молоко вполне имеют право на существование. У каждого свой вкус и свои предпочтения.
- А мы и не ссоримся, - буркнула ромашковая, - Просто она за своими восторгами совершенно забывает про все на свете. Мы почти не говорим на другие темы!
- Да, - не отрываясь от подсчета своих крапинок в отражении, подтвердила большая чашка, - Факт. Раньше мы чаще тусили. Когда нас было больше. Но посуда бьется. Говорят, даже к счастью.
- Определенно, к счастью, - подтвердила фарфоровая.
- Опять ты веришь чьим-то словам! - возмутилась ромашковая, - Никакого счастья в этом нет! Одно сплошное горе. Ах, если бы вернуть те дни...
Фарфоровая чашечка обиженно насупилась и решила ничего не отвечать.
- Ничего. Вот, подождите. Скоро к нам переселят новый сервиз из шкафа. И будет веселее. А пока вот тарелки же есть! Эй, тарелки! - крикнула большая чашка соседям с верхнего этажа.
- Да не нужны мне тарелки! - ромашковая уже начала расстраиваться, что ее беспокойства никто не понимает, - Почему я не могу поговорить с подругами, когда мне этого хочется?
- Но мы же говорим?
- О чем? О небесных коровах?
Но доспорить они не успели. В комнату со смехом вбежала маленькая хозяйка и легко подхватила свою любимую чашку с буфета. Движение было поспешным и неловким. Чашки ахнули, когда на их глазах
подруга полетела на пол. Чувствуя, что падает, фарфоровая зажмурилась и улыбнулась: ей очень хотелось счастья для своей девочки. С отчаянным звоном стукнулась она о твердый пол.
Перепуганные громким ревом дочки, на кухню прибежали родители.
- Ну, чего ты так плачешь? - папа ласково положил широкую ладонь на гладко зачесанные и заплетенные в косу волосы дочери, - Купим тебе новую чашку.
- Я не хочу новую! - всхлипывала девочка, - Эту хочу! Ах, моя любимая чашка...
- Ничего, солнышко, - успокоила мама, - Все еще удачно обошлось. Вот, попросим папу, - она вопросительно улыбнулась, глядя в глаза мужу.
Папа вздохнул:
- Уговорили. Купим хороший клей и приклеим ручку на место.
И чашка переехала из буфета на подоконник большого окна, чтобы клей хорошо затвердел и залечил саднящий перелом. Теперь ее соседками оказались горделивые розы в цветочных горшках. Они
поразительно походили на цветы, украшавшие бока новой обитательницы подоконника. Фарфоровая чашка восторженно смотрела, как солнечный свет проникает сквозь цветные лепестки живых роз, и
думала, что так, должно быть, выглядит чашковый рай.
С подоконника буфет казался далекой планетой, но голоса подруг все же отчетливо звучали в тишине кухни. Они перекликались время от времени, но фарфоровой чашке все меньше хотелось говорить. Она
все время вспоминала теплые руки своей хозяйки, ее милое личико, темные карие глаза с озорными искорками, заглядывающие прямо в чашечное сердце, мягкие, пухлые губы девочки, прикасающиеся к краям
чашки, чтобы выпить "замечательно вкусное" молоко...
- Ты чего молчишь? - допытывалась ромашковая подружка.
- Не знаю, - призналась фарфоровая чашечка, - Думаю.
- О чем?
- О счастье.
- О чем, о чем? - поразилась ромашковая.
- Все счастье в правильных точечках, - назидательно изрекла большая зеленая чашка, - А фарфоровая просто скучает. Ничего. Скоро все закончится, и она вернется к нам в буфет. И все будет
по-прежнему.
- Ничего не будет по-прежнему, - сокрушалась ромашковая подруга, - Конечно, ей теперь не до нас. Там, на подоконнике, совсем другие перспективы. Она о нас просто забыла.
- Я ничего не забыла, - тихо улыбнулась фарфоровая чашечка, прислушиваясь, какой музыкой звучит внутри нее воспоминание о плеске молока.
Шли годы, сменяя друг друга. Чашка давно уже вернулась обратно в буфет. Маленькая девочка росла, меняла вкусы и предпочтения, но не любимую фарфоровую чашку.
- Как странно, - задумчиво говорила чашка то ли себе, то ли подружкам, - Хозяйка наливает в меня и кофе, и чай, и просто воду. Но стоит ей взять меня в руки - во мне все то же небесное
молоко...
И вот однажды, солнечным воскресным утром, когда вся семья опять собралась за столом, хозяйка фарфоровой чашки, которая как раз кормила свою новорожденную малышку, вдруг задумчиво сказала:
- А знаешь, мама, мне иногда кажется, что любовь - это небесное молоко...
Услышав эти слова, старая чашка задрожала всем своим существом от переполняющей ее благодарности и восторга и... рассыпалась на тысячу осколков. На счастье.